Женщина - создание хрустальное, хрупкое, тонкое. Даже если яички у нее стальные. А она сама, вся - такая вот.

Хрустальность ее заключается в том, что когда вдруг она обнаруживает НЕТАКОВОСТЬ своего мужчины, ей ужасно больно и оскорбительно. Лично глубоко оскорбительно.

И есть у мужчины два смертных, ну совершенно смертных греха, согласно женской хрустальности.

Грех первый - это то, что мужчина груб, прям как палка и невосприимчив к женской мнительно сомнительной душе, которая может всполыхнуться и пойти трещинами оттого, что еë драгоценное МЫ поранилось о какую нибудь мысль, тревогу, несостыковку, подозрение. И вот уже кажется, что нас, таких мармеладных, нет. Нет любви, меня не любят и всё летит в окаянную пропасть. И что вот эта мысль может ранить так больно и насквозь, что ее раздирает поговорить об этом. Поговорить скорбно, тихо, долго, глубоко, жалобно или навзрыд. И не когда-нибудь, а сейчас, сейчас, слышишь? Мне плохо невыносимо. Но вместо бережного понимания, доброго утешения и взятия на ручки она наталкивается на суровое "че опять за ерунда" и "только не сейчас". И вот ведь засада, он, даже выпучив глаза и извилины, будет смотреть на все её хрустальные аргументы и не увидит в них решительно ничего такого, что могло ввергнуть ее в адову пропасть.

А все потому, что перед женской хрустальностью есть у него второй грех, еще более великий и ужасный. Хрустальность девичья исходно думает, что если мужчина завелся-таки и поселился под ее боком, то все свои действия и помыслы он будет соотносить с этой божественной тонкостью, и жизнь его будет освящена теперь и окутана таинством всепоглощающей любви. И вся его неотесанность, небрежность, грубая физиологичность юмора и бытовых привычек, его мужланская самапосебешность выветрится простым тем фактом, что он теперь Ейный.

Но хрустальности совершенно невдомёк, что мужчина отыграл свою партию держателя драгоценной вазы, пока целился своим гормональным и победительным копьём в Её сиятельную неприступность. Когда же копье сделало свое дело, мужчина обыкновенный, среднестатистический не может жить в режиме балерунчика, изящно подбрасывающего и ловящего свое хрупкое сокровище. Он снимает белые лосины и живет натурально, не об это неземное создание, а о свой собственный, мужской, срубленный топором мир.

И горе той хрустальной деве, которая решит шлифовать своего недочеловека и засовывать пальчики в его шестерёнки.

И если вам кажется, что эта история про крепостное право и про "женщина, знай свое место" - это совершенно не так. Эта история о том, что когда вам больно рядом с мужчиной, это далеко не всегда означает, что и Истина встала на вашу сторону, а на его стороне черти пляшут.

Это значит, что парень живет свою жизнь не о священную девичью хрустальность, а об себя самого. И даже если любит, сам хрусталем не станет. А хрустальности вашей априори больно лицезреть, когда ближний не об нее существует, а сампосебешный вот такой. И нет умышленного греха в его деяниях, когда он не так сопит, чавкает, ботинки оставляет. Как и нет священной правоты в её хрустальных слезах. Болюшка есть, а правоты вот нет. Так бывает. И болюшки-то, может, станет меньше, если постичь весь этот расклад.